Читать интересную книгу Стрелецкий бунт. Роман - Вера Гривина

– Не велика беда – одежа, – назидательно заговорил Иоаким. – Тем паче, что покойным государем было велено носить наше платье, татарами отмененное. Не зазорно воротить доброе и отречься от худого. Вон нами местничество изничтожено, поелику от великой гордыни и великий грех случается. В добрых делах Церковь государю всегда была, есть и будет опорой. Но зачем Федор Алексеевич привечал иноверцев? Их надобно гнать прочь, оставляя токмо согласных окреститься! Не должно быть на православной земле ни язычников, ни магометан, ни латинян, ни лютеран, ни иных гонителей веры православной!

– А куда же девать татар? – удивился Нарышкин. – Они же к нам не из-за моря явились.

– Крестить силком! – отрезал патриарх. – Нельзя в Российском царстве допускать поношения веры православной. Прежние государи больно любезничали с иноверцами и даже дозволяли им начальствовать над русскими. Пущай царь Петр Алексеевич станет заступником благочестия, а покуда, в виду его малолетства, позаботитесь о благе нашего народа вы, яко опекуны юного царя.

Артамон Сергеевич нахмурился.

– Кто ведает, что с царем Петром станет лет через десять? Вон Федор Алексеевич был кротким, но на своем всегда умел настоять. Мне уже поведали, как он своего родича, боярина Милославского, прогнал.

– Поделом гордецу Милославскому! – злорадно воскликнул Кирилла Полиектович. – Нечего ему было поносить на всех углах царицу Агафью.

Матвеев, понятное дело, не испытывал добрых чувств к Милославскому, но счел уместным возразить:

– Государь Федор Алексеевич взял себе первую жену почитай с улицы. Да и второй раз он женился вопреки старинному обычаю, обязывающего царя выбирать из девиц ту, коя более всех достойна царского венца. Не было же смотра царских невест.

– Ну, и ну, Артамон Сергеевич! – хмыкнул Нарышкин. – А ты, оказывается, у себя в глухомани получал известия о том, что в Москве, творится.

– Важные вести в любую глушь добираются, – пробурчал Матвеев.

– Ясное дело! – не унимался Кирилла Полиектович. – Там тоже есть дуры, родичи коих мечтают высоко забраться. Но Федор Алексеевич не забыл, как его деду и отцу не позволили жениться на полюбившихся им девицах.

Отец царицы Натальи Кирилловны долгое время лебезил перед покровительствовавшим ему Матвеевым. Но когда Кирилла Полиектович стал тестем царя Алексея Михайловича, у него появилось вельможное высокомерие, которое он не стеснялся демонстрировать даже своему давнему благодетелю. Причем, не отличаясь умом, глава семейства Нарышкиных часто ставил себя в нелепое положение. Вот и сейчас Кирилла Полиектович не заметил, как, по сути, обозвал собственную царственную дочь «дурой» да и о себе отозвался нелестно.

Снисходительно хмыкнув, Матвеев спросил у патриарха:

– А ты, владыка, и впрямь не сомневаешься?

– В чем? – не понял Иоаким.

– Неужто тебя не прельщало великое благочестие царевича Ивана?

На лице патриарха не дрогнул ни один мускул.

– Великое благочестие не помеха великому греху. Вон Федор Алексеевич даже на церковное чиностроение покушался.

Иерарх намекал на свой последний конфликт с недавно усопшим царем. У Федора Алексеевича появилась идея, подсказанная ему скорее всего князем Василием Голицыным, изменить административно-территориальное деление России. Основание округов и уездов повлекло бы за собой значительное увеличение число епархий с нововведениями внутри них. Иоаким воспринял это, как попытку покуситься на церковное чиностроение, и приложил немало усилий, чтобы затеи государя остались на бумаге.

– Нельзя сего допускать, – добавил патриарх.

Нарышкин махнул рукой.

– Не беспокойся, отче. Мой внук в твои дела нипочем не полезет. Он не особливо-то и благочестив. Царица Наталья жаловалась мне, что Петруша во время службы в храме…

Вряд ли то, что он собирался рассказать понравилось бы патриарху, поэтому Матвеев поспешил прервать Кириллу Полиектовича:

– Царевич Петр покуда мал и непоседлив. С летами он остепениться. Меня другое беспокоит: стрельцы, как я слыхал, недовольны отстранением царевича Ивана от власти. Волнуются стрелецкие слободы.

– Нынче они волнуются, а завтра успокоятся, – уверенно сказал Нарышкин.

Иоаким был того же мнения:

– Стрельцы еще седмицу пошумят да и примолкнут. А ежели нет, то надобно будет наказать особливо рьяных смутьянов: кого-то казнить, кого-то высечь, кого-то подалее от Москвы сослать.

– Негоже нам, боярам, боятся людей подлого звания, – заметил Кирилла Полиектович, выпятив свое толстое брюхо.

А Артамон Сергеевич проворчал с брезгливой гримасой на лице:

– Нельзя потворствовать черни! Чем слабее на подлых людишках узда, тем они более склонны к недовольству!

– Верно! – поддержал его Кирилла Полиектович. – Надобно самых рьяных бунтовщиков повесить на стене Земляного города, чтобы остальные, глядючи на них, устрашились.

– Чернь мы утихомирим, – уверенно заявил патриарх. – А среди бояр у нас почитай единомыслие.

– Неужто никто не пытался вступиться за царевича Ивана? – осведомился Матвеев.

– Кто вступится? – ухмыльнулся Нарышкин. – Бояре, даже ежели и недовольны, своего недовольства не выказывают, сам Иван робок, а среди его родни есть лишь один смельчак, да и тот – девица.

– Ты про кого? – удивился Артамон Сергеевич.

– Про царевну Софью Алексеевну. Ох, и люта она! Кабы у нее была сила, с нас пух и перья полетели бы. Но бодливой корове Бог рогов не дал. Не может девица, пущай и царевна, тягаться с нами.

Матвеев устало вздохнул:

– Надобно бы о делах потолковать, да утомился я в пути. Лета берут свое.

– Чай, тебе пятьдесят осьмой годок пошел, – вставил Нарышкин. – Старик ты уже.

– Я на два года тебя моложе, – напомнил ему Артамон Сергеевич.

Патриарх поднялся.

– Наши дела могут немного подождать. Ступайте оба отдыхать, а завтра утром, Артамон Сергеевич, я буду ждать тебя и князя Юрия Долгорукова.

В выборе Иоакимом второго для себя собеседника не было ничего странного: старый князь Юрий Алексеевич Долгоруков все-таки был главой Стрелецкого приказа и, пожалуй, самым уважаемым из бояр. А вот то, что патриарх не вызывал назавтра Кириллу Полиектовича, могло значить лишь одно – отцу царицы указывали его место. Глава семейства Нарышкиных, хотя и был недалек умом, намек сразу понял и нахмурился, однако ничего не сказал.

Попрощавшись с патриархом, Артамон Сергеевич и Кирилла Полиектович покинули Крестовую палату.

«С Божьей помощью мы сумеем сохранить наше православное государство», – подумал патриарх, когда за его гостями затворилась дверь.

Глава 6

Стрельцы

Долгое время в Москве не было иных защитных укреплений, кроме кремлевских. Лишь в тридцатые годы XVI века правившая за малолетнего сына Ивана (будущего царя Ивана Васильевича Грозного) Елена Глинская возвела каменные стены Китай-города, а в царствование Федора Ивановича23 появились Белый город и Земляной город.

Дворы знати располагались вблизи Кремля – в Китай-городе и Белом городе. Что касается торговцев и ремесленников, то большинство из них жило в Земляном городе, где, за редким исключением, обитали и стрельцы, чьи слободы находились в Замоскворечье, рядом с Девичьим полем, на Пречистенке, у Петровских ворот и на Сретенке.

В военных походах стрельцы составляли костяк русской армии, а в мирное время они несли караульную службу в городе и охраняли царские палаты. В сравнении с посадскими людьми24, их положение было привилегированным, однако и им тоже доставалось немало тягот, число которых с тех пор, как царь Федор слег, значительно увеличилось. Служивые роптали и пытались жаловаться, однако эти жалобы оборачивались против самих жалобщиков. Последние надежды стрельцов на справедливость рухнули со смертью государя. А тут еще к прежним обидам прибавилось недовольство беззаконным возведением на престол малолетнего Петра, вместо взрослого Ивана. И все-таки военное сословие, включая и самую беспокойную его часть, московскую, присягнуло новому царю без помех. Но после присяги волнение среди служивых неожиданно вспыхнуло с небывалой прежде силой, причем его застрельщиками стали, как уже было выше сказано, командиры полков и более мелкие стрелецкие начальники – в общем, те, на кого их подчиненные еще недавно подавали челобитные.

Если рядовыми воинами становились сыновья стрельцов да гулящие люди25, а в десятники и пятидесятники попадали из той же стрелецкой среды, то полковниками, подполковниками (их еще называли полуполковниками), а с некоторых пор и капитанами (бывшими сотниками), могли быть только либо дворяне, либо неродовитые дети боярские. Даже Артамон Сергеевич Матвеев когда-то служил стрелецким головой26. Из этого слоя российского общества он единственный смог так высоко подняться, другие же командиры государевой надворной пехоты дослуживались в лучшем случае до должностей воевод где-нибудь, как правило, в российской глуши. Полковники, подполковники и капитаны были крайне недовольны своим положением, почему они и решили добиваться для себя привилегий. Быстро столковавшись между собой, военачальники взялись налаживать отношения со своими подчиненными, не скупясь на обещания стрельцам и на обвинения «бояр-изменников».